>> Binary life

Однажды случится так, что умрет Евгений Петросян.
Потом, лет через десять, его назовут культовым российским комиком. Может быть, даже родоначальником какого-нибудь направления в юморе. Или первопроходцем какого-то жанра на отечественном телевидении.
А спустя еще какое-то время про него снимут байопик (который номинируют на Оскар). Фильм будет о том, какая тяжелая у него выдалась судьба, о закулисных интригах, про которые мы не знали, о борьбе за эфирное время, и, конечно, о критиках, ничего не понимавших в его шутках.

Я не издеваюсь. Мне правда очень хочется, чтобы выпустили такое кино. И пусть оно будет душевным, как "The Pursuit of Happyness", чтоб разрыдаться в финале и воскликнуть: вот жеж человечище был!

Кажется, едва я перестал смотреть титанчиков, как во френдленте перестали появляться посты про них.
Зато астрологи объявили месяцы постов про ватамоту.

Но этот пост не про ватамоту, а про меня.
Вот у меня друзей больше, чему у Томоко (блин, да они у меня хотя бы есть, и я даже встречаюсь с ними по выходным, и количество друзей меееееедленно, но растет). У меня даже какой-то социальный статус и прочие ништяки. Но почему я всё равно внутренне-морально-психически весь такой из себя страдалец и несчастный? Почему тааааак сложно ценить то, что у тебя есть?
Я должен быть счастлив уже потому, что не родился в Северной Корее. Но ситуация такова, что у меня в соседних вкладках фотографии бедно или плохо живущих людей - как [плохо работающая] напоминалка о том, что у меня и так могло быть. А я всё равно переживаю из-за того, что моя жизнь якобы пуста и тленна, хотя последние полтора года она наполнена всякими хобби, общением, событиями.
Невероятно бесит. Даже успокоительные пью, как мудак. Мудак и есть.

Шреддер на Технодроме пользовался простыми кнопками. Сенсорных панелей я у него не помню.

"На столе лежала раскрытая книга. Это был роман «Что делать?». [...] О, как мучила его эта книга! Он бросал иногда ее в отчаянии и, вскочив с места, шагал по комнате почти в исступлении."
Достоевский, "Бесы".

Роман "Что делать?" я прочел за 5 дней — с омерзением, но прочел быстро.
А чтение "Идиота" растянулось у меня на два года. Я трижды бросал книгу, но чувство гордости вынуждало осилить произведение до конца. Стоило мне остановиться, как у девушек, по случаю садившихся в автобусах рядом со мной, оказывался в руках этот роман. В магазинах, если я случайно замечал там "Идиота", мне становилось неловко, неприятно. В интернете где-нибудь да промелькнет, что это великий роман великого писателя.
Может, именно за "Идиотом" у Достоевского начинается перманентный словесный понос, из-за которого писателю всегда и срочно требуется высказаться на беспокоящие его темы (православие там, народность, вот это всё). Это ужасно мешает чтению — вообще, я ненавижу, когда автор явно доносит до читателя свои идеи.
И конец романа. Надо было закончить его на сцене в доме Рогожина, где он сам, Мышкин и труп пребывают до момента, когда их находят. Где Мышкин гладит Рогожина, и всё это в темноте. Был бы, знаете, какой-то прям кафкианский конец, с жуткой неизвестностью, с тревогой… Но нет! Приспичило же написать обо всем: и про то, как их находят, и про дальнейшую судьбу героев — главных и второстепенных.
Фиг с ним, не читайте книги.

Я не умею плавать.
Не умею кататься на велосипеде.
И на роликах, и на скейтборде, конечно.
Еще меня бесит загар.
Зимой ничуть не лучше: коньки, лыжи, сноуборд и прочее — всё для меня недоступно.
Я не пью, кстати. Не знаю, как так вышло, но даже такое простое "развлечение" я не потяну, и поэтому я никогда не хожу с кем-то праздновать праздники.
Танцевать? I can't.
Никогда не был в других странах. Наверное, стоит когда-нибудь съездить, чтобы понять, почему об этом столько разговоров, хотя кажется, что уже всё обсудили. Прям как с автомобилями.
К слову, права получать я не собираюсь вообще, никогда.
Терпеть не могу художественные книги: люди твердят, что они делают тебя умнее, но это полная хуйня. Читай больше, и в глазах окружающих ты будешь выглядеть никчемным, да и в своих тоже. Зато можно пять лет хвастаться, что ты осилил какого-нибудь Стендаля, как будто, блять, что-то сложное. И доставать каждого встречного: "Ты чо, не читал <писательнейм>?!" И всё равно читать и верить, что "да-да, вот это про жизнь, про меня".
На самом деле, однажды я почти научился плавать, но мне было так противно в воде, что я вдруг прекратил занятия. В далеком детстве я пытался гонять на велике, но после 20-30 падений решил, что это не моё.
Про лыжи стыдно рассказывать, это просто позор. Хорошо, что школа осталась в далеком прошлом.

А вы тоже мудак?

Шорох листьев, автобусы, я сижу дома.

Он держал руки на клавиатуре, он устанавливал свой debian. Он просто хотел дышать.

прощай. ты не найдешь меня. я растворюсь в нашей весне, в твоих слезах и закатах на крыше. я хочу написать диплом.

Кофе остыл. Ты печально смотришь в окно, и уже сама не знаешь, чего ждать. Терпкий запах сумерек наконец проникает в твои легкие, тебя вдруг окутывает сладостное спокойствие… Ощущая себя богиней, повелительницей своих чувств и мыслей, ты заглядываешь в монитор… Восемь ошибок. Ты больше не будешь мечтать.

Желание творить так и рвется наружу.

( Вырвалось )

2-го января голова работает лучше, а кроме того, она всё еще мыслит философски. Или, как его... ну, нестандартно. Посему, я думаю, планировать планы нужно сегодня, а не вчера.
Я планы обычно не строю (поправка: не строю "публично", то есть в ЖЖ), но на этот раз захотелось.
Только планы самые банальные. Прочитаю еще больше книг, узнаю много нового и буду меньше заниматься фигней; я буду хорошо учиться, получу диплом, поступлю в магистратуру; напишу хорошие программы и выучу наконец греческий алфавит.
Ну и всё вроде бы.

"– Ну, что у вас земство, как? – спросил Сергей Иванович, который очень интересовался земством и приписывал ему большое значение.
– А, право, не знаю…
– Как? Ведь ты член управы?
– Нет, уж не член; я вышел, – отвечал Константин Левин, – и не езжу больше на собрания.
– Жалко! – промолвил Сергей Иванович, нахмурившись.
Левин в оправдание стал рассказывать, что делалось на собраниях в его уезде.
– Вот это всегда так! – перебил его Сергей Иванович. – Мы, русские, всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта – способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке. Я скажу тебе только, что дай эти же права, как наши земские учреждения, другому европейскому народу, – немцы и англичане выработали бы из них свободу, а мы вот только смеемся".
Лев Толстой, "Анна Каренина"